Маленькая повесть про фанатов F-1, форумы и форумное общение

[Маруся]

Тайны мироздания, или Формула любви
(социально-огородная драма)​

"Несть числа чудесам (ужасным и прекрасным) во Вселенной! Но самое чудное из сущего – душа. Только она вмещает в себя одновременно сияющие высоты доблести и темные пропасти низости человеческой."​

(Маруся, том пятый, полное собрание Утренних Мыслей)

Глава1 ​

Кривошеин, начало истории​

- Людей портит время, дурная компания и… жизненный опыт – так думал Федор Михайлович Кривошеин, собираясь совершить главное дело жизни. Некоторые представители рода мужского совершают ЭТО один раз, большинство – два-три, есть исключения: они не делают этого вообще! Но все во Вселенной гармонично и находится в Божественном равновесии; ленивое бездействие «отказников» уравновешивают неутомимые искатели непостижимого, которые занимаются ЭТИМ всю жизнь; Казановы имя этим одержимым безумцам…
Федор Михайлович в свои пятьдесят два делал ЭТО второй раз. С безнадежно пошлым букетом лилий в корзине он шел объявить безоговорочную капитуляцию: он собирался отдать свою бессмертную душу в руки женщины с тонкими щиколотками, пухлыми губами и жутким характером. Одним словом - Федор Михайлович шел свататься. Он принял (второй, нет третий раз в жизни, считая Ингу ) твердое решение вступить в законный брак
Все, все было ужасно! И эти белоснежные лилии, и слово «свататься», и та, которой эти лилии предназначались – Полина Сергеевна.
Федор Михайлович терпеть не мог театр. Он не любил ничего показного. Он ненавидел бурные изъявления чувств. Он презирал Моду в любых ее формах. Поэтому, приняв решение уйти от дел, он не стал называть свой поступок «дауншифтинг» и не уехал на Гоа или в Таиланд. Вместо того, чтобы бездельничать сутки напролет, ходить в сандалиях на босу ногу и жить в хижине под пальмой, он купил участок земли в Краснодарском крае, где выстроил двухэтажный особнячок. Федор Михайлович собирался вести натуральное хозяйство: выращивать кур, виноград, делать свое вино и предаваться страсти: болеть за любимого пилота F-1 Дженсона Баттона. Прага, Карловы Вары, Бургас и даже Сочи Кривошеину тоже не подошли: в его окружении это были о-о-о-очень «модные варианты», что он, как известно, «терпеть ненавидел».
Предпоследним его владения покинул ландшафтный дизайнер; последней – Инга. Красотка двадцати шести лет от роду, его бывшая секретарша и - как он наивно полагал – жена и спутница на всю оставшуюся жизнь. Тихая помещичья жизнь, выращивание орхидей в построенной специально для нее теплице, предположительно-вероятное рождение младенца в ближайшем будущем в ее планы, как выяснилось, не входило. Орхидеи она любила только в качестве подарка; самым любимым ребенком в ее жизни была она сама. А сидеть со «старпером» взаперти – увольте! Она бы согласилась на это в Калифорнии, или в вилле на Лазурном берегу. Но запереться в глухой деревне, чтобы рожать и выращивать капусту?!
После ухода Инги Кривошенин как-то очень по-плохому, нехорошо затосковал. Нет, дело было не в длинноногой красавице-блондинке. Дело было… в крыжовнике! Ну, ведь предупреждал, предупреждал же классик! Ведь читал Кривошеин рассказ Чехова «Крыжовник»; и что? - Вот он, особняк. Вот они, счета (не заоблачные, но достаточно приличные!) в европейских банках, дающие возможность безбедно жить и выращивать в свое удовольствие виноград, черешню и розы. Есть еще прорва, прорва времени, чтобы пересматривать записи любимых гонок. Теперь он мог общаться на форумах болельщиков и ездить хоть на все Гран-При сезона! Во всяком случае, четыре уик-энда он теперь ни за что не пропустит: Сингапур, Абу-Даби, Монако и Сильверстоун. Все было отлично. Уход Инги – да невелика потеря! Но избавиться от чувства, что он целыми днями ест кислый крыжовник, не мог: давится, но ест, давится – но продолжает жевать и глотать жуткую кислятину.
Именно цепь всех этих событий и привела его к сегодняшнему, унизительному фарсу: букету и сватовству…

Глава 2​

Кривошеин. Год назад​

Наверное, от постоянного кисло-вяжущего вкуса во рту, скуки и неприкаянности Федор Михайлович начал наблюдать за своей соседкой, вредной хромой бабой. Их участки граничили «задами». У нее был небольшой, старый кирпичный дом. В окружении вычурных особнячков из итальянского кирпича дом смотрелся убого, но на самом деле жилище было еще крепким и добротным. Склочная стерва не разрешала ставить ему со стороны своего огорода высокий бетонный забор; видите ли, у нее там росла картошка, и тень от забора сокращала вероятный урожай.
Ну почему, почему эти нищие неудачники так преувеличенно трепетно относятся к чувству собственного достоинства, личным правам и свободам? В том числе и к праву выращивать картофель на меже между участками? Вероятно, потому, что больше у них ничего нет. Наверное, из-за собственной несостоятельности они ненавидят всех, кто смог чего-либо добиться.
Его соседка была совершеннейшим образцом, просто идеалом со знаком минус всего того, что так ненавидел Федор Михайлович в людях и, в частности, женщинах: она была неорганизованна. Она все делала по настроению, не соблюдала распорядка дня и ела немытую вишню прямо с дерева. Склочница, думая, что ее никто не видит, по три дня не готовила себе ничего и ела одни чипсы. Потом начинала варить и стряпать до трех ночи. Некоторые подробности ее жизни он наблюдал через бинокль: из окна кабинета на втором этаже отлично просматривалась соседская летняя кухня, стол под навесом и старенький ноутбук в окружении трех котов, вальяжно разлегшихся на скатерти. Вот этого Кривошеин тоже не понимал и не принимал: коты – на столе?! Боже, какая безалаберность!
Полина Сергеевна могла спать до обеда, а потом в ночной рубашке выползти во двор и часами бродить в зарослях ирисов и малины, замирая и бессмысленно глядя в небо, на пчел в чашечках цветов, пролетающих птиц. Потом на нее, по всей видимости, нападало раскаяние: она, прихрамывая и опираясь на тяпку, выходила на заросший огород и по двадцать часов кряду сражалась с сорняками выше ее ростом.
Соседка была вдовой сорока восьми лет от роду. Ее единственный взрослый сын жил в Питере. Эту информацию Кривошеину выдала Мария Георгиевна, огромная бабка, которая делала трижды в неделю уборку у него в доме. Хромота соседки была не врожденной, а приобретенной: что-то там с коленным суставом, его надо было менять. По причине болестей Полина Сергеевна получала пенсию по инвалидности и не работала.
…Полина в очередной раз запустила огород. Шир стоял по пояс, зеленые метелки начинали приобретать золотистый оттенок и обещали в скором времени щедро засеять все вокруг – в том числе и ухоженные угодья Федора Михайловича. Федор Михайлович посмотрел в открытое окно на эти метелки, перевел взгляд на экран монитора, поставил последнюю точку в сообщении на форуме и решился.
Пластиковая канистра с раундапом в гараже. Стакан на ведро воды, а лучше два стакана… ручной насос, очки на глаза, перчатки на руки. Вперед на сорняки!
- Да что же выделаете! Вы что, сума сошли? – Полина бежала со стороны дома к Кривошеину.
- Вы же мне весь картофель уничтожите! – хромота мешала ей быстро передвигаться, и Кривошеин со злобным злорадством использовал фору во времени. Когда Полина добралась до него, половина сорняков (и картофеля) была полита ядом. Через два дня вместо зеленых зарослей здесь будет выжженная пустыня. Конец ширу! Да здравствует справедливое возмездие мегерам!
- Перестаньте! – женщина попыталась выхватить из его рук ручку насоса (баллон с отравой висел за плечами). Федор Михайлович легко схватил скандалистку за запястья и крепко держал, не отпуская: мало ли что? Глаза горят, как у ее бешеных котов. Пусть остынет.
- Голубушка, вы не даете разрешения поставить забор. А сами развели бардак! Ваши пышно цветущие сорняки потом высеваются у меня! Я не твой картофель уничтожил, а принял меры, чтобы защитить свой участок.
- Да вы ради своего все и всех готовы уничтожить, из горла вырвете! И с чего мне тыкаете? – она пыталась вырвать руки, но он продолжал удерживать: ее беспомощность и его власть над ней доставляли ему почти физическое удовольствие. Горгона Медуза продолжала бушевать:
- Да подавись ты своим добром! Ставь свой забор! Можешь и мой участок прихватить, все равно урожай пропал!
Федор Михайлович ожидал, что соседка вот-вот зарыдает. Но та все шипела, как злобная кошка, извивалась и пыталась вырваться, в глазах полыхала ярость. Поняв бессмысленность попыток освободиться, женщина замерла на мгновение, ее ноздри раздувались, в глазах мелькало что-то нехорошее. На губах промелькнула тень ухмылки. Кривошеин сгруппировался, ожидая чего угодно: от подножки до удара в коленом в пах. Но произошло невероятное: Полина Сергеевна чуть качнулась вперед и… поцеловала его в уголок губ. От неожиданности он выпустил ее руки (на что, видимо, коварная злодейка рассчитывала). И она упала ему на грудь, прижалась своим пышным не то третьим, не то четвертым размером.
- Идиотка! Дура! – Федор Михайлович вытер тыльной стороной ладони место поцелуя. Странное дело, он чувствовал себя… побежденным. Горгона стояла задрав подбородок и глядя на него свысока, загадочно ухмыляясь. – Ну, стерва!
Дамочка развернулась и ушла, держа очень прямо плечи. Вы когда-нибудь видели высокомерную спину? Эта спина, точно, была высокомерной и выражала верх презрения.
Весь день соседка возилась во дворе. Кормила котов, собирала клубнику, потом варила варенье. К потравленной картошке даже не подошла. Федор Михайлович лег спать точно по распорядку, но ему не спалось. Смутные, нехорошие мысли бродили в голове. Пугало то чувство, с каким он держал ее за руки. Садист, что ли? Пусть вздорная, но женщина же. Нашел, где силу проявлять. И еще получал удовольствие от ее слабости и беспомощности. Что, в следующий раз еще и драться кинется? Злость опять закипала, поднималась к горлу соленым комом: это она, она провоцирует его! Но чувство вины, гадливости к самому себе не отпускало. Нет, и как эта зараза потом ушла! Непонятные мысли не давали ему покоя: было там ущемленное самолюбие, резкое недовольство собой, странные догадки и что-то еще, неясное, темное, почему-то очень неприятное. Или, наоборот, приятное?
Кривошеин выглянул в окно. Двенадцать ночи, а она сидит во дворе, за ноутбуком. Эта страсть женщин к бабским сплетням на форумах его убивала. Раньше хоть были телефоны. Его первая жена, с которой он разошелся тридцать два года назад, могла часами болтать с подругами. Сейчас и того круче: они собираются целыми курятниками и квохчут на своих форумах уже коллективно. Жуть.
И вдруг шальная, неправильная мысль забрела в голову к Кривошеину: он знал, как поставить на место Горгону, - ее же оружием! Пусть она почувствует себя так же, как он сейчас!
Федор Михайлович, с горящей головой, ледяными пальцами застегивал пуговички на рубашке. Потом стянул рубашку и надел тонкий свитер. Забытое чувство. С таким же они пацанами в тринадцать лет лазали за чужими яблоками; холодок вдоль позвоночника, сладкое, томящее чувство опасности… предвкушение запретного плода.
Когда Полина подняла голову от монитора и увидела под фонарем соседа, она не испугалась; светящиеся точки мошкары, вьющейся вокруг молочного шара светильника за его спиной, были похожи на искры. Такой вот искрящийся нимб. От соседа вообще летели искры во все стороны.
- Я пришел поговорить. Я готов возместить ущерб.
Полине было неловко: она сидела в лохматых тапочках, с распущенными волосами, халате поверх пижамы. Сосед вторгся на ее личную территорию незваным гостем.
- Да не стоит. Чего уж. Вы простите, поздно уже для разговоров. И вообще, не надо никаких разговоров – женщина встала, взяла ноутбук и пошла к открытой двери дома. Два кота, задрав вертикально хвосты, пошли за ней.
- Я помогу, - мягко попытался забрать ноут из ее рук Федор Михайлович. Но она не отпускала, прижимала к груди плоский черный чемоданчик. Так они и вошли в дом, держась за один ноутбук.
Растерянное, какое-то девичье и недолгое сопротивление Кривошеин преодолел с настойчивой мягкостью. Женщина молча лежала рядом, в темноте. А ему – на удивление! - стало так легко и свободно, и ушел привкус кислого крыжовника, преследующий его весь последний год. Вдруг, сразу, оглушительно запахли какие-то ночные цветы и запели цикады, целый хор с оркестром из сверчков! В уголок окна одобрительно светила огромная звезда.
- Я пойду, хорошо? Мы завтра утром поговорим. – Федор Михайлович натянул плед на круглое, матово блестящее под бледным светом звезды из окна плечо Полины..
Кривошеин уснул сразу, спал долго и сладко. Утром проснулся с готовым решением и готовыми словами. Проверил почту, зашел на минутку на форум. Побрился, одел светло-голубую, идущую ему (он знал это) футболку и пошел к соседке.
Она встретила его прямым взглядом, не отводя глаз. Но он опять ощущал свое превосходство. Он вообще всегда чувствовал себя чуть умнее, чуть сильнее, чуть лучше, чем окружающие. И просто терял землю под ногами, если это чувство его покидало. Так было вчера. Сегодня все вернулось на круги своя: он – мужчина и повелитель мира. Она – сельская клуша, до которой он, с высоты своего прекраснодушия, снизошел.
Кривошеин весело, даже как-то залихватски, потребовал чаю; Полина молча поставила перед ним чашку. Где были в этот момент его ангелы хранители? Почему они отвернулись от него, почему не заткнули ему рот? Ведь он все, все уже знал, знал, как и чему до́лжно быть! Но, как слепо-глухо-немой идиот, выпалил заготовленные речи: что готов оказывать ей дружескую поддержку в разумных пределах, с ее стороны надеется на понимание и… НЕ болтливость. Что в их возрасте это нормально и так и должно быть. Он четко дал понять соседке, что связь, которой хочет ее осчастливить, его слегка эээээ… Компрометирует. Полина молча стояла рядом, опустив глаза. И – ни слова! Нехорошее предчувствие вернуло ему вкус кислятины где-то в самой глубине горла. Полина подняла глаза, посмотрела на него очень открытым и прямым взглядом, повернулась и ушла в дом. Хромая больше обычного. Замок двери щелкнул два раза. Коты с недоумевающими взглядами остались по эту сторону двери.

(продолжение следует)​

 

[Маруся]

Глава 3​

Сватовство Гусара​

Две недели Полина почти не выходила во двор. Потом она уехала в Питер, к сыну, как сказала Мария Георгиевна. Ее внучатая племянница кормила оставленных котов. Полина вернулась, но Кривошеину на глаза не попадалась; соседка больше не устраивала посиделок с ноутбуком во дворе под навесом.
Отцвели сначала ирисы, за ними - пионы и лилии, потом июльские надменные георгины затеяли царственный бал огромных и немыслимо прекрасных цветов. Кусты роз лето напролет страстно изнемогали под великолепием нежно-пышных соцветий. Странно, но Полину он так и не видел. Пряталась? - Или разлюбила всю эту неземную красоту? И вообще, когда она умудрялась срезать виноград и мести дворик?
Последние цветы, мелкие хризантемки, или, как их называли местные - «дубки», распустились в октябре. С ними соседствовали сиренево-синие, милые в своей простоте сентябри. Воздух по утрам стал по-осеннему прозрачным, прохладным и вкусным. Ярко-зеленый мир, уставший от сумасшедшего летнего разноцветья, отдыхал. Краски блекли, пышные кроны стали прозрачными.
Наконец, Полина стала понемногу появляться. Она разговаривала во дворе со своими котами, тихонько смеялась. Опять подолгу стояла в саду, среди последних цветов. Федор Михайлович видел, как она каждое утро собирала листья и жгла их. Потом Полина устроила огромный костер из пожухших сорняков и высохших, двухметровых стеблей георгинов. Лицо женщины было сосредоточенно-улыбчивым. И ему стало совсем плохо: он понял, что его забыли, и даже память о нем сожгли, как те стебли!
Перед Новым Годом Федор Михайлович выдал премию и выпил в честь праздничка по стопочке со своей уборщицей, Георгиевной. Баб Маня (чистый Илья Муромец комплекцией!), от пятидесяти граммов коньяка зарумянилась и разговорилась:
- Ты чО, Михалыч, не ладишь с соседкой? А то бы поговорил с Сергеевной. Она собирается к сыну уезжать, весной будет продавать дом. Тебе как раз прикупить, сад бы на ее участке посадил… Ничего, - думал Кривошеин, - ничего. Это еще ничего не значит! Еще до весны – ого-го. Еще зима, а потом тюльпаны зацветут, нарциссы… куда она поедет, когда такая красота? Он проверил ощущения во рту: нет, кислого крыжовника не было. Пока она там, рядом, где-то ходит, ест с кустов ягоды, висит на своих форумах ночами напролет, а утром бродит среди цветущей смородины с таким видом, будто она одна во всей вселенной, - крыжовник к нему не вернется.
Зима прошла в форумных баталиях на тему подписания контрактов пилотов F-1. На восьмое марта ему ужасно, просто ужасно хотелось подарить соседке орхидею из теплицы: так серо и грязно было за окном, что ей обязательно надо было поставить на тумбочке возле кровати ярко-красную каттлею. Он ей и подарил. Только она об этом не знала. Федор Михайлович даже обиделся: что, трудно было зайти, забрать свою каттлею?
А в апреле, перед самым Гран-При Китая, она действительно повесила объявление на калитке: «Продается». Как раз тогда, когда расцвели желтые нарциссы и ярко-алые, как аортальная кровь, тюльпаны.
Пришлось срочно заказывать роскошную корзину с лилиями в местном цветочном магазине. Кривошеин думал: вот глупость-то! Зачем корзина эта, когда вокруг полно настоящих цветов? - Театр. Чистой воды театр! Но вывеска «Продается» не оставляла вариантов. Федор Михайлович, морщась и ощущая (почти физический!) дискомфорт, поехал за 70 километров в Краснодар, в ювелирный магазин. Ах, как же это было пошло: корзина с лилиями и кольцо с бриллиантами. Но другого выхода он не видел. Поэтому, стиснув зубы, решил пройти через все муки ада официального сватовства. Да ему было проще купить в подарок цех по расфасовке семечек и местный пивзавод в придачу, но ведь Полину пивзаводом не остановить!
Через два дня устрашающе дорогие цветы доставили, и Федор Михайлович пошел к соседке. Размышляя по пути, что если бы человек был свободен от печального жизненного опыта, советов друзей и усталости от прожитых лет – то он, человек, был бы лучше. Он не размышлял бы на тему «зачем тебе это надо, Федя», или – «Федя, да ей от тебя только деньги нужны». А этот, не обремененный советами-опытом человек сразу бы сделал предложение Полине прям там, среди потравленной картошки. Когда она поцеловала его в уголок губ. Тогда он демонстративно вытер поцелуй ладонью, а позже, прячась от самого себя, понюхал и лизнул свою руку - попробовал след на вкус...
***
….Ну что, Читатель, ты думаешь, что добрался до счастливого хэппи-энда? Нувориш все осознал, женился на сельской простушке, и было им счастье? Нееет. Это только предыстория! Сама история, удивительная и загадочная, будет впереди, держись, Читатель! – Все только начинается!

Уважаемые со-форумчанки и со-форумчане! Автор приносит извинения: по техническим причинам четвертая глава, про женитьбу и СЧАСТЛИВУЮ жизнь ГГ, была утрачена: оказалась погребенной в саркофаге "умершего" ноутбука. В случае успешной реанимации усопшей в бозе техники глава будет водворена на надлежащее место.

Глава 5​

Огородные страсти: вишневый ветер, огуречный ад и медовый перчик​

Дул вишневый ветер. Вишни падали на дорожки, на цветную тротуарную плитку, которой был вымощен двор. Безобразные темные пятна портили вид. А ведь предупреждал ландшафтный дизайнер, что нельзя сажать плодовые деревья. Так нет, ностальгия по вишневым пенкам и жажда выпендрежа обуяла…
Мария Георгиевна, баба-гренадер, собрала со своими внуками ведер пятнадцать сладко-горьких, агатовых ягод. А может, тридцать. Или, даже, сто. Но вишни не убавлялось. Внуки выдохлись и куда-то подевались. Георгиевна, ворча, отмывала с плитки чернильные кляксы упавших вишен доместосом. Федор Михайлович морщился, спрашивал, неужели нельзя нанять кого-то, чтоб собрали этот чертов урожай. Нет! Желающих не было! Кривошеин был готов платить деньги за каждое собранное ведро, но дураков не находилось.
Вишневый ветер совпал с Сильверстоуном и закруткой огурцов. За два дня до отъезда, утром Федор Михайлович застукал свою домоправительницу за адским ритуалом: его стильная, цвета свежего сена с оранжевым апельсином кухня была превращена в дочернюю компанию преисподней. Воняло чесноком, укропом и, наверное, серой. В клубах пара среди стеклянных банок колдовала Георгиевна. Маленький китайский приемничек орал голосом Ваенги что-то про «двадцать второй июль». Всюду, на всех столах, на полу стояли огурцы: в тазах и ведрах. На барной стойке громоздился сноп укропа. Георгиевна, поведя огромной ручищей, в которой была странная блестящая штука (наверное, пыточный инструмент, прикинувшийся закруткой) довольно сказала хозяину:
- Вот.
- Что – «вот»?! – Федор Михайлович клацнул по огромной кнопке он-офф, и Ваенга замолчала.
- Огурцы, закручиваю…- растерялась Георгиевна.
- Я просил? Я говорил? Уберите это! Я-не-ем-консервированные-овощи. Убирайте, убирайте эту адскую кухню!
У Георгиевны задрожала нижняя губа, и это было ужасно: мощная, как бульдозер, двухметровая старуха втягивала дрожащую губу и никак не могла втянуть. Кривошеину было тягостно и противно. Оттого, что он, на самом деле, считал грехом переводить урожай и выбрасывать в мусор липкую кашу раздавленных вишен, от того, что не ел маринованных огурцов, что Георгиевна рыдала басом в комнате у Полины. Он, оказывается, не хотел ЭТОЙ жизни. Ему нравилась прежняя, когда он был боссом: исполнительность, прохладная сдержанность и предупредительная деловитость персонала. В прежней жизни не было места фамильярности. Толстые старухи не считали возможным обсуждать его поступки у него же на кухне. Тогда он не перед кем не отчитывался и никогда не считал себя виноватым.
Но главная причина, конечно же, была в Перчике. В Хани Пеппер, которая собиралась приехать на Сильверстоун. Федор Михайлович изменил своему солдатскому распорядку дня: зависал ночами на форумах и в чате, а днем злился на всех вокруг! И больше всех – на себя. Полина была задумчива не в меру – что-то чувствовала, на Гран-При Англии с ним ехать не хотела, а он особо не настаивал. Жена подолгу рассматривала Федора, когда думала, что он не замечает этого. И это тоже бесило. А больше всего бесило то, что все это его бесило. И – Хани, Хани…
Их знакомство началось пару лет назад, с жуткого скандала на форуме F-1. Девушка болела за российского пилота; Федор Михайлович скептически отозвался о «рентодрайвере». На него обрушился шквал. Такого темперамента, знания технических деталей и едкой иронии Кривошеин не ожидал. Они крепко поругались, потом помирились, и с тех пор Кривошеин следил за Хани Пеппер (у нее на всех форумах были одинаковые ники; но, даже смени она ник, он узнал бы ее!)
Она и вправду была медовым перцем! Она была настоящая. Она говорила то, что думает – и это было потрясающе! Она была из поколения, которое выросло, не зная страха. Это новое поколение было абсолютно свободным. Оно было умно, иронично, расчетливо, вело себя по хозяйски в этом мире, и мир ложился им под ноги, стелился шелковистой травой. О, эти, новые, молодые, знали, чего хотели. Они говорили на трех языках и изучали экономику в Сорбонне. Они не курили и не пили, не знали сомнений и никогда не болели. Они одинаково хорошо умели носить деловые костюмы и драные кроссовки (по цене трех хороших деловых костюмов), отдыхали там и так, как сами того желали, а потом, отдохнувшие, работали в своих офисах по двадцать часов в сутки.
Хани, кроме Формулы-1, увлекалась мотоциклами, принимала участие в ночных гонках. Кажется, у нее был какой-то огромный дорогущий японский байк; ревнуя и исходя тихой ненавистью, Кривошеин читал на форуме, как Хани деловито обсуждает достоинства-недостатки двухколесных монстров. Увы, он не мог поддержать беседу – ничего не знал о Ямахах, Хондах, Кавасаки и Судзуки.
Хани носила бандану, мечтала о татушке в виде стрекозы и писала для дорогущих глянцевых журналов. Кажется, ее семья владела несколькими. Но Хани не была уверена, что свяжет свое будущее с издательским бизнесом. Одно время Кривошеин подозревал, что тоненькая, очаровательная девушка на экране телевизора, помогающая российскому комментатору на Гран-При F-1 – это и есть Перчик. Он внимательно, с замиранием сердца, смотрел все репортажи. Потом понял: нет. Это не она. Она – умнее, ироничнее и свободнее. Он ЧУВСТВОВАЛ ее. Казалось, что он даже знает, как Хани дышит и двигается; по ночам, во сне, видел каштаново-рыжие волосы и бледные, никогда не загорающие предплечья (на одном из них в скором времени должна была появиться татушка – легкомысленная, капризная, своевольная стрекоза). Только, почему-то, глаз Перчика он никак не мог увидеть в этих снах…
Легкая виртуальная влюбленность – нормальное и совершенно ничего не значащее в реальной жизни состояние. Но влюбленность стала превращаться во что-то большее. По времени это совпало с женитьбой на Полине. Невероятно, но факт. Чем спокойнее и лучше ему было с женой,– тем быстрее он сближался с Хани. Федор Михайлович был правдив сам с собой; он понимал, что происходит. До Полины, в общем-то, как это ни престранно звучало, у него не было настоящих отношений. Сначала он был молодым и неопытным, потом он боялся показаться молодым и неопытным, потом очень много работал, а сексом занимался для чего угодно, только не для собственного удовольствия: для самоутверждения, чтобы доказать очередной красавице, что он ого-го, чтобы доказать себе – что он ого-го, чтобы доказать всему миру – что он – правильно! – ого-го. И только с Полиной, хромой, обычной, заурядной, не красавицей – а просто ЖЕНЩИНОЙ ему ничего не надо было доказывать.
Ему было просто изумительно хорошо. С ней Кривошеин не боялся «быть не на уровне». Где-то в самой глубине души, свернувшись мерзким змеиным клубочком, дремала мысль: Они – не ровня. Он не стеснялся Полины, как не стесняются штукатуров, дворников, парикмахеров, массажистов или медсестры, ставящей клизму. И случилось чудо! Секс стал доставлять ему немыслимое удовольствие. Теперь то, что вчера было сексом, сегодня стало одновременно полетом и падением, пронзительной нежностью и обморочной сладостью. Он отпустил себя на свободу. Он узнал себя совершенно нового! Полина была ласковой, страстной, безоглядной и безрассудно отважной в их ночных приключениях. Отдыхая от ночных, неправедных трудов, на гране сна и яви, ему думалось: Полина должна быть благодарна. Кто, если не он? Благодетель. Было стыдно (совсем немножко), но – куда деваться от правды! – Их брак был мезальянсом во всех отношениях.
Думалось: как бы он, теперешний Кривошеин, сейчас мог зажечь с другой, молодой и прекрасной, настоящей, ЕГО женщиной? Достойной нового Кривошеина? Новый Кривошеин хотел новых отношений. Если раньше неясное, невнятное влечение к Хани сдерживалось вечной, привычной неуверенностью, то теперь этот барьер рухнул. Федор Михайлович знал, что все, что может случиться у него с Хани, будет прекрасно.
Принято считать, что только женщинам свойственно безошибочное чутье: они узнают о мужской влюбленности даже раньше, чем сам мужчина это понял. Бред. Мужчины тоже моментально вычисляют влюбленных в них женщин; Хани была в него влюблена, он знал это. Как-то, после шести часов ночного зависания в чате, в угаре откровений, на рассвете, они обменялись пылкими и нежными признаниями. Федор Михайлович не стал скрывать возраста: пятьдесят два… Хани смеялась и говорила, что он – старая кокетка. Что он ждет – но не дождется! – комплиментов от нее. А потом серьезно добавляла, что есть та черта отношений, за которой абсолютно не важно, кому и сколько лет. У него гулко билось сердце в груди от ее слов, хотелось жить и он, действительно, забывал о возрасте.
Они купили билет на один рейс, но в последний день, перед отлетом, что-то случилось. Хани написала ему в личку, на ящик: «Я не еду». И все, больше ни слова. Нигде на форумах Хани Пеппер не появлялась. Кривошеин знал наверняка: что-то стряслось. Он сходил сума от тревоги, опросил всех общих форумных знакомых (некоторые тоже приехали на Гран-При). По секрету ему сказали: Хани попала в аварию на своем мотоцикле. Сломала руку. Никто точно ничего не знал. Он писал ей и писал, злился сам на себя, что не спросил, не вытребовал у нее скайп или аську. И телефон, и адрес в придачу. Она отозвалась в их чате только через пять дней, когда Кривошеин сидел в кафешке Хитроу, перед самым отлетом.
- Как Дженсон? (Хани Пеппер)
- Как ты? Дженсон обогнал всех, кого возможно: Фетеля и Люсю. Твой Петров – молодец. Ему нужна другая команда. Обновления работают, но паравозик с младобычками – это не дело.(Федор)
- Он будет на месте Массы в 2013, увидишь. (Хани Пеппер)
- Почему не говоришь, что с тобой? (Федор)
- Ты уже знаешь? Про аварию? (Хани Пеппер)
- Да. Нет. Почему ты молчишь? (Федор)
Хани так и не призналась, что с ней произошло; она стала странной и задумчивой, прежний ее пыл угас. По секрету ему рассказали, что Хани наложили несколько швов на переносицу и скулу. Кривошеину казалось, что он понял, в чем дело: Хани стесняется незаживших шрамиков. Федор Михайлович страшно переживал. Ему хотелось быть рядом с ней, утешать и нянчиться, рассказывать, что пара швов на скуле никогда не изменят самого главного: загадочную, неуловимую, невероятно притягательную и очаровательную сущность Медового Перца.
Хани замолчала, почти не появлялась на форумах и в их чате, а если приходила – была грустной и вялой. В чате скучно и неохотно отвечала на встревоженные вопросы о здоровье, состоянии души и погоде. Кривошеин извелся; он знал, что если бы был рядом, Хани перенесла все сто крат легче. В конце концов, Хани дала слово, что как только ей снимут гипс, она окончательно оправится, они увидятся. В Москве. И решат, как им быть дальше. Кривошеин не сомневался: дальше – только вместе.

(продолжение следует)

 

[Маруся]

Глава 6​

«…нет ничего тайного, что не сделалось бы явным, ни сокровенного, что не сделалось бы известным и не обнаружилось бы» (Евангелие от Марка, гл. 4, ст. 22)​

К концу лета Хани стала оживать; она победила в конкурсе рассказов, устроенном известным ювелиром Германом Кабирски. Писала про Формулу, поэтому хвасталась своим первым местом, показывала фото приза (дизайнерское кольцо) на всех формульных форумах - в идею популяризации F-1 в России был заложен еще один кирпич! Гламурный, правда, кирпичик, обернутый в глянцевую обложку, но – кто из чего может, из того и строит. У каждого свой подручный материал. Где-то ее обвинили в подтасовке фактов, Хани резко, по-мужски, пыталась объяснить разницу между художественной правдой и правдой жизни. Ее упрекнули в сребролюбии (приз, и правда, был неплох: золотое кольцо, инкрустированное черным деревом и украшенное восемнадцатью бриллиантиками). Она ссорилась, она ехидничала, она была восхитительна и похожа на себя прошлую. Кривошеин смеялся над ней, поддразнивал, у него было отличное настроение: все решено, через восемь дней он летит в Москву, Хани ждет его!
Впрочем, была одна нерешенная проблема: жена. Которая по вечерам безмятежно обсуждала с Георгиевной проблемы урожая картофеля и рецепты закрутки болгарского перца. Она убедила мужа, что приходящего три раза в неделю Ивана Егорыча (мужика пьющего, но дельного) не достаточно. Нужен еще один рабочий, для сада и теплицы. Еще надо купить новый минитрактор с комплектом навесного оборудования для посадки и копки картофеля. А он уже не мог слушать эти разговоры про картофель! Помещик из него не получился. Ну и что? Что, теперь должен всю жизнь мучиться? Кому должен, зачем? Он, было, пытался сбегать вечерами к соседу слева, владельцу небольшого спиртового заводика и отцу троих сыновей-погодков, но там было то же самое, только вместо картофеля – виноград, вместо рецепта консервов – технология приготовления домашнего вина. Тоска держала за горло, не отпуская. Он, как три чеховских сестры, вместе взятых, рвался в Москву.
Судьба издевалась над ним; видимо, чтобы сделать последние дни ожидания окончательно невыносимыми, Клофо, Лахезис и Атропа послали дождь. Влюбленному и страдающему Кривошеину пришлось сидеть целыми днями дома, с женой и ее котами. Коты выглядели ужасно: похудели, облезли и стали похожи на ходячие скелеты.
- Слушай, у них, наверное, глисты? – брезгливо морщился Федор Михайлович.
- Нет. Лето на исходе, изгулялись. Скоро начнут отъедаться, к зиме, и опять станут красавцами.
Что-то показалось странным в голосе или в самых уголках глаз, в ускользающем взгляде Полины? Она, конечно же, что-то чувствовала. Еще бы. Муж сказал, что едет в Москву по делам, но не сказал, когда вернется и даже не пытался звать ее с собой. Кривошеин понимал, что он, как порядочный мужчина (впрочем, что за странный, неизвестный природе зверь - «порядочный мужчина»?) должен был объясниться и поставить точки над «И». Но Федор Михайлович все тянул, все откладывал разговор. Что мог сказать? – Влюбился в молодую красотку в Интернете? - Он даже фото ее не видел! Что захотелось приключений и поступков? Что на пахнущих солнечным ветром и ромашкой простынях Полины ощутил в себе небывалую силу и уверенность, а теперь торопится сбежать от той, с которой этой силы и уверенности набрался?
Что он мог сказать, когда сам ничего не знал. Единственное, в чем был уверен: будущее связано с Хани. Вся предыдущая жизнь была лишь предысторией встречи с ней.
…Полина медлила, будто выжидая, будто давая возможность мужу что-то выговорить. Но Федор Михайлович молчал: нет глистов – и слава Богу, ее коты, ей и переживать.
- Феденька, я кое-что заказала по почте через Интернет, мне позвонили, сказали, что доставили. Я схожу, заберу.
- Я тебя отвезу.
- Нет, я сама, с зонтиком прогуляюсь, подышу. Гонять джип из-за двух кварталов не стоит. К тому же, второй день дома сидим. Надоело.
Жена ушла, вслед за ней уплыли тучи. Нежно голубое небо было так хорошо, воздух после дождя так вкусен, так пах августовскими яблоками и спеющим мускатом, что шевельнулся (впервые!) червь сомнений: а не пожалеет ли он когда-нибудь о своем сельском бытие?
Уличный звонок вывел из благостных раздумий. Федор Михайлович шел по влажным дорожкам к калитке, стараясь не задевать плечами мокрые кусты роз. Невысокий, черноволосый (не иначе, как крашеный!) мужичок в форменной одежде стоял рядом с новеньким, обрызганным грязью Пежо-пикапом. В руках у мужичка был пластиковый, бледно-голубой с синим пакет (или конверт?).
- Служба доставки СПС почты России. Мне нужна (он назвал фамилию Полины).
- А, так она на почту пошла за посылкой, минут пятнадцать назад!
- Да нет, мы доставляем не в почтовое отделение, а до порога, или куда клиент пожелает. Я звонил час назад, мы договорились, где встретиться. Жду, жду, а ее нет. И телефон не отвечает! Решил ехать на домашний адрес.
- Давайте, я распишусь за жену, думаю, большой проблемы не будет?
Почтальон сначала отвел глаза, потом со скучным лицом сказал:
- Без ее паспорта нельзя. Она должна лично вскрыть пакет при мне, расписаться. Посылка ценная. Шестьдесят тысяч. Зелеными – две тысячи.
- Вы думаете, я присвою ценную посылку моей жены? – хмыкнул Кривошеин. Но сумма, действительно, была великоватой. Денег Полина со счета, открытого для нее мужем, не снимала, со своей пенсии собрать столько не могла, да и вообще - ничего не говорила о тратах и серьезном приобретении…
Почтальон молчал, Кривошеин посторонился и сделал приглашающий жест. Мужчины прошли под навес, недоверчивый (а почему, собственно, недоверчивый? – Исполнительный! Кривошеин уважал таких!) мужик уселся на садовое кресло, не выпуская пакета из рук. Телефон жены по-прежнему не отвечал, Федор Михайлович набирал раз за разом номер, но механический голос монотонно твердил: «телефон абонента временно не может быть вызван…».
- Ну, раз не доверяете, давайте, подождем. Наверное, у нее разрядился телефон.
- Ну да, подождем. Я уже не первый раз привожу на этот адрес, всегда все было нормально.
Калитка звякнула, Полина торопилась и прихрамывала больше обычного.
- Здравствуйте, простите, мы разминулись, а у меня телефон… разрядился – извинилась жена.
- Да, а мне твою ценную бандероль не доверили! – буркнул Кривошеин.
- Паспорт покажите, пожалуйста. Как вскрывать будем, ножницы принесете? – посыльный приступил к выполнению обязанностей, Кривошеин с любопытством смотрел на манипуляции почтальона. Вдруг онзаметил, что с женой твориться неладное.
Полина на глазах превращалась в таящую снегурочку из сказки. Она стремительно уменьшалась в размерах, от нее оставались только глаза цвета зеленого крыжовника, молящие о пощаде. Кривошеин чувствовал, что ему надо уйти, не видеть содержимое пакета, забыть о нем! - иначе Полины не станет, она стечет прозрачным ручьем под розовые кусты. Или обратиться облачком в небе, или станет соляным столбом.
Он не успел додумать, как руки сами схватили и разорвали пакет. На пластиковый стол упал маленький мешочек-кисет, из самой настоящей мешковины или дерюжки. На мешковине коричневой краской был отпечатан таракан с длинными усами – что за странный товарный знак! Золотистый шнурок, завязанный на бантик, удерживал содержимое мешочка. Полина стояла ни жива, ни мертва, с безучастным, обреченным видом. Кривошеин дернул шнурок, и из кисетика выпало нечто невообразимое!
…Впервые за свои пятьдесят два года Кривошеин Федор Михайлович понял, как это – «глазам не верить». Он видел то, что выпало на стол. Ясно, отчетливо: тяжелое, массивное кольцо из светло-желтого золота изнутри и инкрустацией из дерева - снаружи. По темному, шоколадному глянцу эбена, как звездочки на ночном небе, ясно светили крохотные бриллиантики. Он видел, но неверил! Это было точно такое же кольцо, какое выиграла Хани.
Почтальон растворился в воздухе, дематериализовался совершенно бесшумно и моментально. Смертельная бледность на щеках Полины сменилась ярким огнем румянца. Внутри ее, наверное, полыхал пожар.
- Ты… взломала мои пароли, ты рылась в моем ноутбуке, ты читала мою переписку?! И заказала такое же кольцо?! У того ювелира? В интернет-бутике?
Брови жены взлетели, глаза широко распахнулись, в них было удивление и что-то еще… Он понял: нет, все было еще хуже.
- Ты… ты говорила с НЕЙ? Вы с ней говорили? Ты угрожала ей? Не молчи! Говори!
- Я не могу. Ты… НЕ ПОНИМАЕШЬ, да? Не понимаешь? Лучше бы я умерла! Чем такая мука, каждый день мука! Хани - нет!
- Как - нет? – сумасшедшая мысль о ревнивых женах и наемных киллерах вихрем пронеслась в голове. Но сюжет из плохого кино был бы слишком простым выходом. В жизни было сложнее и страшнее. Он уже понял, что произошло. Гадливость поднималась тошнотой к горлу.
- Это ты писала вместо Хани.
- Нет, не вместо. Хани нет в природе. Нет, она есть, но она – это я.
В голове двоилось и троилось, он не знал, сколько Полин стоит перед ним. Эта - убогая, которую он пожалел, пригрел, облагодетельствовал, а она залезла своими пальцами, перепачканными огородной землей, в его синие, предрассветные часы с Хани. Вползла жирным дождевым червем со своего огорода. Испачкала, измарала все!
Была еще одна Полина. Любящая – и любимая, черт возьми, да, любимая! Несмотря ни на что, даже на то, что он, (правда, мучаясь и ковыряя болячки совести) собирался предать ее. Его жена была ласковая и нежная. Улыбчивая и незамысловато-простая, такая удобная и необременительная в быту! Неужели она могла лгать, мерзко, изворотливо? А Хани?! Прямая, как луч света, острая, как… как скальпель! – Хани тоже предала, получается? Как она могла!
- Как ты могла, как ты могла!
- А ты, ты как мог? Ты же… сноб! 80% живущих вокруг себя считаешь ничтожеством, 5% - ровней, а остальным пятнадцати жутко завидуешь и комплексуешь, потому, что никогда, никогда до них не дотянешься! Ты и в Хани влюбился потому, что выдумал себе девочку с серебряной ложкой во рту!
- Если все так плохо, почему вышла замуж, зачем жила со мной?
- Я любила. Если бы ты хоть раз открыл глаза пошире, ничего бы не было. Я же все ждала, ждала, когда ты поймешь! Ну как ты мог быть со мной рядом и ничего не видеть?
- Ты вышла замуж из-за денег? Ты познакомилась со мной в сети, а потом спецом сюда приехала, окрутила?
- Ой, Феденька, это похоже на избиение младенцев. Прости, прости дорогой! Ты, правда, совсем ничего не понял? Чихала я на твои деньги. Когда ты уже сложишь два плюс два? Феденька, я ведь неплохо зарабатываю. Я же книжки пишу, Фе-дя! И в глянец. И на «F-1 ньюс». Ты бы хоть раз мне через плечо заглянул, хоть раз поинтересовался, что я там делаю. Федя, я же – Хани. А кто у нас Хани Пеппер, Федя? Чем она у нас занимается, чем на хлеб зарабатывает?! Ты же сам читал ее повести!
- Чудовище. Монстр. Вот кто ты и твоя Хани.

***
Мой милый, терпеливый читатель, ты даже не представляешь себе, насколько правдива моя повесть (странно, и когда это успел легкий, необременительный рассказ, почти новелла, превратиться в утомительную повесть?). Мне уже смертельно надоели мои герои. Я бы с удовольствием поставила жирную точку. Но тогда, умолчав, не досказав историю до конца, я бы солгала… потерпи читатель, осталось совсем немножко до развязки, непредсказуемой, как сама жизнь. Или, наоборот? Предсказуемой и единственно возможной? Не знаю. Все зависит от того, каким богам ты молишься, Читатель…

(Окончание следует)​

 

[Маруся]

Глава 7​

Надеюсь, что последняя​

Для чего нужен человеку друг во Флориде? По большому счету, Кривошеина такой вопрос совершенно не интересовал. И больше того, он считал: если «для чего-то» - то это уже не друг. Но Аркадий старательно объяснял, зачем нужен несчастному и разочарованному Федору замечательный, счастливый друг Аркадий, уехавший в Америку и нашедший там свое скучное американское счастье.
…. Год назад Федор сразу, в тот же день, когда посыльный доставил кольцо, дал распоряжения Георгиевне, оставил ей денег и уехал. Уехал куда глаза глядят. Месяц прожил в Сочи. Несколько недель в отеле по утрам он открывал глаза с радостным чувством ожидания встречи с чудесным. Проснувшись окончательно, вспоминал: никакой встречи не будет. Чудес тоже. Потому, что нет никакой Хани. Но он так долго жил мечтой, что она (мечта) въелась в каждую клетку тела и никак не хотела выветриться из закоулков памяти, легочных альвиол, сердечных желудочков, снов и утренних пробуждений. Увы, он не мог, не хотел ни с кем знакомиться, ему были не нужны новые приятели сейчас. Пережить катастрофу, используя всемирно известный мужской рецепт: коньяк в три ночи, пиво утром, водка в обед, и все, что булькает – в течение дня и вечером - ему не подходил. У него была непереносимость алкоголя в больших дозах. Кривошеину было одиноко и тоскливо. Пришлось вернуться в столицу, где осталось море знакомых и где прошла почти треть жизни.
С сентября до марта Федор Михайлович болтался в холодной, занудной, утомительной Москве, жил на съемной квартире. Хотел снова заняться делами, но ему показалось это ужасно обременительным, бессмысленным и опасным (если не для жизни, то для банковских счетов – точно). Потом Федор улетел в Австралию, на первую гонку сезона. Оттуда махнул в Малайзию, потом Китай. Ужасно устал от перелетов и трех Гран-При подряд, когда до него дозвонилась Георгиевна, верно охраняющая его несбывшуюся мечту, его помещичий дом. У Георгиевны возникла куча проблем; пора было, наконец, решиться и решить все вопросы разом. Коттедж и землю надо было продавать (купленный за бесценок почти пятнадцать лет назад участок нынче стоил очень, очень хорошо). Георгиевна сказала, что Полины нет, она в Питере, у сына. Какие-то дела делает. Ее дом стоит закрытый. Впрочем, это он и сам знал. Кривошеин ничего не хотел слышать или знать о бывшей жене (хотя, номинально, она и сейчас являлась его женой). Но ему постоянно попадались на глаза какие-то статьи, интервью, биографии (вот чтобы не раньше-то так, а?). Полина, оказывается, в молодости была байкером, одновременно занималась раллийными гонками, пока не попала в аварию. После травмы стала писать. Она не была тусовщицей, вела достаточно замкнутый образ жизни. Писала много, под псевдонимом, что она – это она, знали только самые близкие. Он, муж, видимо, в число близких не попал.

Коттедж был еще лучше, чем помнилось. Георгиевна содержала двор в отменном порядке. Эфемериды на клумбах разрослись и восхищали своим недолгим, яростным и прекрасным многоцветьем . Деревья, кажется, стали больше. Теплица стояла пустая. Там было только несколько ящиков с помидорной рассадой домоправительницы. Пели птицы, цвели в садах деревья, молодая зелень газонов была такой яркой, что казалась ненастоящей. Каждая отдельно стоящая вишня была не просто деревом, а оргАном: рои пчел гудели в пенно-кружевной метели цветов что-то из Баха: Токкату или Пассакалию. И если был рай на земле – то он был тут и сейчас.

Кривошеину позвонили из агентства, он неделю встречал-провожал покупателей, сразу поднимая цену, как только клиенты соглашались на оговоренную ранее сумму. С каждым прожитым днем ему все больше хотелось остаться здесь. Это был его дом, настоящий дом, единственное место на земле. Он боялся – еще день-два, и вообще не сможет оторваться, уехать отсюда. Поэтому, как нельзя более кстати, пришлось приглашение во Флориду старинного дружка Аркадия.
…По меркам Краснодарского края, апартаменты Аркадия в Делрей-бич не впечатляли; три спальни, гостиная, балкон и терраса, выходящая на общий бассейн. Кривошеину не хватало пространства и ощущения реальности. Американские дети Аркадия были в любое время суток чистенькими, причесанными, готовыми к съемке любой рекламы любого товара из супермаркета. А может, сказывалось то, что он никогда особо не любил детей, и даже побаивался их. Наверное, младенца от Инги он возжелал только по той причине, что подсознательно был уверен: Инга на это не пойдет.

Жена Аркадия, Люси, постоянно улыбалась и называла мужа «хани». Кривошеин болезненно морщился внутри от этого «хани». Оно царапало, мучило. Люси лучезарно улыбалась ему, детям, мужу, подруге – совершенно одинаково - всем. На боках и бедрах Люси не было даже лишней кожи, не то что жирка. Впрочем, в чашечках бикини тоже ничего не было: ни лишнего, ни даже необходимого минимума. Федор совершенно не понимал, как Аркадий до сих пор не утопился с тоски в океане от этой правильной жизни, жены, детей.
По приезду, в первый же вечер, его повели в лучший ресторан Делрея - East; американская жена Аркадия прихватила свою американскую подругу Шарлин – точно, затевалось сватовство. У подруги был хрящеватый нос, мощный подбородок и мужественный профиль. Дама была агентом по продаже недвижимости и неплохо говорила по-русски. Аркадий с Люси в один голос сказали, что Шарлин покажет ему Делрей, поможет с покупкой жилья и вообще…
На четвертый день пребывания в Делрее, утомленный семейным счастьем Аркадия, демонстрацией дружбы, замученный до смерти правильными разговорами Шарлин о смысле жизни, семейных ценностях и необходимости вложения свободных капиталов в недвижимость, Федор сбежал: гулял в одиночестве по улицам, заходил в магазины. Смотрел на цветущие гибискусы, даже нашел разводной мост, неуклюжий, угловатый; перешел по нему и забрел в Парк Ветеранов. Там все любовались табебуйей – кривым, замученным деревом, усыпанным ярко-желтыми, помятыми цветами. Он вернулся назад, нашел Атлантик авеню, ведущую к пляжу. И вдруг понял, что ищет: духи. Ему зачем-то были нужны духи. Ненавязчивые, пахнущие серединой июля, смородиной, свежескошенной травой и немножко георгинами. С чего вдруг? И были ли такие духи в природе? Он зашел в один, второй магазин. Его английского не хватало для поисков «утреннего летнего солнца с ароматом георгина – и все в одном флаконе».
Наконец, в одном месте ему помогла покупательница, русская немолодая дама с короткой седой стрижкой.
- Вы ищете конкретный парфюм, вам знаком аромат, но вы не знаете или забыли название?
- Да. – Федору было легче согласиться, чем объяснять, то, чего сам толком не ведал: может, где и встречал раньше эти духи. Разве все упомнишь!
- По-моему, вам нужен «Удар молнией». Но это дорогие духи, я бы сказала - даже очень дорогие! Купить их можно только в Париже, в фирменных магазинах JAR Parfums. Может быть, вам лучше поискать Кензо? - «Кензо амор флорал», к примеру.
Федор купил простой флакон в белой коробке. От него, даже через упаковку, пахло июльским утром. Эти духи были у Полины. Он нашел их…
Все. Хватит. Он едет домой. Его место там. Ему начихать, кто, что про него думает. Состоялся он или нет, а если состоялся – то насколько. Ему даже плевать, что он думает сам о себе. Подумаешь – сноб. Ну и что? Полина ведь все равно его любила! И Хани тоже. А ведь она все знала про него, все! Или – это Полина все знала? Он был уверен: уж с одной из них он точно договорится. Оказывается, надо было пожить среди правильных американцев, чтобы полюбить собственную неправильность и простить самого себя за все грехи. Чтобы понять, что он зверски, невозможно скучает по ненормальной, с вывихнутыми мозгами, непредсказуемой Полине. И Хани. Какие бы они не были, но других-то ему не нужно!
Федор Михайлович прилетел в Краснодарский аэропорт поздно вечером. Пришлось ждать рассвета. На жутко неудобной «Калине», за три тысячи рублей, его довезли до дома. Он не звонил Георгиевне: было страшно услышать что-то нехорошее. Своими ключами открыл калитку, вошел в дом. Внутри пахло яблоками, было чисто, солнечно, пусто, дом, кажется, даже обрадовался встрече. Федор Михайлович бегом, перескакивая через три ступеньки, поднялся на второй этаж. Как когда-то раньше, посмотрел на знакомый дворик из окна кабинета.

… Федор опоздал. Окончательно и бесповоротно. Полина уехала, в доме жили другие люди: новые хозяева натянули веревки, на них сушились детские штанишки, кофточки, маечки. Судя по количеству вещей, детей было не меньше десятка. На дорожке стоял трехколесный велосипед, всюду разбросаны пластиковые игрушки. Он мог, конечно, мог найти Полину. Не в этом дело. Просто то, что она ушла отсюда – означало, что она осознанно ушла из его жизни. Бесповоротно. Внизу хлопнула дверь, Кривошеин услыхал тяжелые торопливые шаги и знакомый голос:
- Михалы- ы-ыч, ты приехал? А то я ж смотрю, калитка открыта! - баба Маня, запыхавшаяся, ничуть не изменившаяся, стояла на пороге.
- Ну чо, передумал продавать, или как? Тут с агентства звонили, говорят, не могут тебе дозвониться три дня уже, не доступен. Нашлись покупатели за твою огромную цену! И даже больше дают, за срочность.
- Здравствуй, Георгиевна. Рад, что в добром здравии. Да, наверное, продам.
Баб Маня поскучнела, и с неприятным, официальным видом, даже с каким-то вызовом сказала:
- Ну, я пошла тогда. Некогда мне. Мы с Полиной Сергеевной сегодня в поликлинику Васю везем. Я потом отчитаюсь по всем тратам.
Кривошеин стремительно повернулся к окну; на крыльце своего дома стояла Полина в зеленом платье в белый горох. На руках у нее был мальчик лет трех-четырех. Рядом сидели два кота. Над красной, черепичной крышей дома неспешно плыли толстые, с округлыми боками облака. Утреннее солнце светило добросовестно, светло и тепло, как и полагалось в июле. Женщина с мальчиком жмурились от яркого света, коты тоже.
- Вася, Вася то откуда взялся? – спросил Федор Михалыч у спины Георгиевны.
- Та ж Полина из детского дома взяла. Говорит, пока силы есть – грех небо за просто так коптить, А мальчик то такой хорошенький, такой хорошенький! Сейчас Полина на Оленьку документы оформляет.
…Ну что, он, кажется, три дня назад говорил сам себе, что не особенно любит детей и побаивается их? - Полюбит. Потому, что, оказывается, «нельзя небо за просто так коптить».
-Михалыч, дом продаешь, или как? – кричала вслед бегущему Кривошеину хитрая старуха. Но ему было некогда отвечать, у него совсем не было времени! - Надо было торопиться, надо было успеть пожить без копоти на прекрасных голубых небесах над головой.

Конец​

 

[техник43]

Ждемс..

 

[техник43]

Марусь, пожалуйста выкладывай все.а то в обед будет драка кому читать.

 

[Маруся]

Марусь, пожалуйста выкладывай все.а то в обед будет драка кому читать.

Не, согласно указаниям Жени - ТЯНУ КОТА ЗА ХВОСТ. По главе в день. Завтра утром шестая.

 

[F1 Fanatic]

Марусь, пожалуйста выкладывай все.а то в обед будет драка кому читать.

Валь... можно подумать , мы все столпимся у одного компа... каждый у себя аккуратно рассядется и прочтет очередной кусок произведения... а пока догадывайся, кто прототипы произведения... Ощути послевкусие от уже прочитанного

 

[Маруся]

Валь... можно подумать , мы все столпимся у одного компа... каждый у себя аккуратно рассядется и прочтет очередной кусок произведения... а пока догадывайся, кто прототипы произведения... Ощути послевкусие от уже прочитанного

Вы думаете, прототипы есть? Пойду тоже думать, "Who's who".... Если что, на всякий случай, для информации: вещь была написана как "примирительный дар", после спора тут, на форуме, о художественной правде и правде жизни. И все дело было в кольце с восемнадцатью бриллиантами! Вот оно точно присутствует в тексте (как иначе, из-за него же был весь сыр-бор). Да, кстати, мой оппонент тож чегой-то обещал, в знак примирения?:smehs-82:

 

[техник43]

Выкладывай дальше.

 

[F1 Fanatic]

Вы думаете, прототипы есть?

Марусь, даже если и нет, и все персонажи - вымысел, каждый может нафантазировать себе их наличие, вот даже ты сама задумалась - "Ху из ху"... Про спор мы в курсе...,
С нетерпением ждем уик-энда и хэппи-энда :gn:

 

[fanateo]

Да, кстати, мой оппонент тож чегой-то обещал, в знак примирения?:smehs-82:

Ой, как нам тут смешно и весело под столом...:dm: Так и хочется сказать: не будите во мне хомячка!:ad: Там правда говорится про...зверя! А кто скажет, что хомячёк не зверь? Тот "пусть первым бросит в меня камень"! Но никто не скажет, потому как именно не рыба и не птица, а самый натуральный зверь! Только маленький и пушистый...
Итак, продолжим...Ты знаешь, я мог бы аргументированно и по-фактно тебе ответить на этот странный выпад (не будем придираться к словам). А ты знаешь уже, что, действительно, это умею делать! А главное, эти аргументы и факты может прочитать любой желающий, как говорится "все ходы записаны"!
Если честно, меня несколько удивляет твоя реакция.... что было такого смешного, чтобы так смеяться в мой адрес? Даже если предположить, что кто-то тебе что то пообещал и не выполнил этого, почему следует такая эмоциональность с твоей стороны? Мне это не понятно, ну, это мои проблемы.
Всё дело в том, что я точно так же мог бы сказать: "Да, кстати...мне что-то обещали, в знак примирения..." И после этих слов не то что смеяться не хочется, хочется наоборот пойти по стопам грусти и печали. И это бы было таким естественным. Но не сказал таких слов, зато вот услышал их сам!
Если ты не поняла, о чём я вобще сейчас говорю, и что именно пошло сразу не так...то к чему лишние слова. А раз идёт не так, как должно было быть, пусть идёт так, как сейчас, только прошу "не дёргай кота за усы", ладно? А то могу подумать, что специально. Да, и "войнушки" больше не будет, хватило одного раза, мне и сейчас стыдно: и чего, вдруг, "Остапа понесло" с этим кольцом? С другой стороны, видишь, во что это всё вылилось...пишу в твоей теме по известному поводу, которого могло и не быть, если бы не один "противный fanateo"...Кстати само слово "противный"...оно имеет определённо двоякий смысл.:ap:
В принципе, всё же закончилось хорошо. А кто-то из наших, глядя на результат хэппи энда, скажет: "Даже отлично!"
Вот и славно! Теперь у нас "Мир, дружба, Индира Ганди!" Как там у классика? "Я Вам пишу, чего же боле? Всё, что хотел, уже сказал...":ag:

Очень приятно осознавать, что на форуме познакомился со многими талантливыми людьми! И есть возможность "прикасаться" к их творчеству!!!

 

[Маруся]

Спасибо, было очень "приятно". Такая белоснежная, с желтой, пушистой сердцевинкой ромашка в подарок с раннего утра.

Знаю, на 100% уверена - надо промолчать. Но был нажат "спусковой крючок". Вылет пули остановить невозможно. Дело в том, что барышня я слабая, серебряные сопли и слезы по клавиатуре размазывала не раз. Но никогда, ни разу в жизни, еще не отступила перед угрозой! Даже зная, что буду бита жестоко, бессмысленно и беспощадно - я никогда, ни разу в своей жизни, не отступила. Вы мне УГРОЖАЕТЕ?!

Так и хочется сказать: не будите во мне хомячка! Там правда говорится про...зверя!

.
Вы и правду решили, что я испугаюсь? Да от таких слов я на амбразуру кинусь! Сударь, я НЕ понимаю, с чего, откуда такие нелепые выпады? Обидеть ВАС я НЕ ХОТЕЛА, и это честно и правда истинная. И после всего этого Вы смете говорить В

Вот и славно! Теперь у нас "Мир, дружба, Индира Ганди!"

Нет, Вы меня обидели.

Я - человек чести. Дав обещание написать рассказ (который вылился в маленькую повесть) - выполнила свое обещание. Я не халтурила, я честно отработала две недели (с двухнедельным перерывом на тупик). Я не писала "ремеслуху". Хорошая или плохая - но это ВЕЩЬ. Он живая, я прожила ее. Был двухнедельный перерыв, совпало два фактора: сгорел ноут и был тупик. Вы знаете, что такое - написать? Одну вещь я писала три дня с температурой сорок, не могла ни пить, ни есть. Поставив точку, два дня была без сил (Хроники свободного человека). ЭТА вещь, "Формула...", после первых двух глав две недели терзала меня. Я выпала из моей, реальной жизни, жила с героями. К чему это все, к чему подробности "авторской кухни"? - Пытаюсь объяснить, что дав обещание написать, я выложилась по полной: я затратила душу, себя, свою жизнь. Потому, что я ОБЕЩАЛА.

Короче. Я выполняю свои обещания, угрозы на меня действуют, как красная тряпка на быка, намерено обижать или оскорблять человека я никогда не буду. Это мое жизненное кредо. От Вас в данной ситуации требую извинений. Ваш комментарий был оскорбительным.

 

[fanateo]

Вы мне УГРОЖАЕТЕ?!

Началось....Даже слов нет, как всё ты перевернула. Нравится что ли тебе делать из меня монстра?

Не поняла ты, в чём была моя печаль, так и думал... Фишка была не в том, что ты обещала, а кому и как обещала. А если ты подзабыла эти нюансы, так можно было вернуться назад и вспомнить, повторю "ходы все записаны". Прости, но больше об этом говорить не хочется...
Ты написала отличную повесть! Только дурак мог бы сказать, что это было легко и просто! Надеюсь, дураков у нас нет.
Марусь, ты моё чувство юмора, просто рубишь на корню! Видишь только плохое, я бы даже сказал, очень гадкое. Это очень странно и непонятно.
Кстати, советую тебе посетить ветку юмора, там я часто "публикуюсь", может, как то иначе на меня взглянешь после этого?
Прости меня, я ни в чём тебя не хотел оскорблять (откуда такие мысли?). Я к тебе очень хорошо отношусь, как и все наши форумчане!
Пожалуйста не ищи врагов там, где их просто не может быть! Не ищи для себя оскорблений с моей стороны, потому что их просто не может быть!
И ещё...когда тебе снова покажется, что я тебя оскорбляю, посмотри на мою аву. Считай, что смотришь на меня самого. И ты обязательно поймёшь тогда, что не может быть такой кот низким, гадким, жестоким!
Войны больше не будет! На ссору и скандал больше не поведусь. Это Я сказал!

 

[Aleliz]

Ребят, вам видимо надо отдельную тему для выяснения отношений. :ag:

 

[fanateo]

Ребят, вам видимо надо отдельную тему для выяснения отношений. :ag:

Уже молчу!
"А то по шее получу...
И подвиг свой не совершу".

Пожалуйста...не надо отдельной темы!:ag:

 

[Маруся]

Не поняла ты, в чём была моя печаль, так и думал...

Наверное. Честно - не поняла, отсюда и недоумение. Кот - хорош. Британец? У меня точно такой, под именем "Мыш" в одном фантастическом рассказе, "Кто боится разбитых стекол".

 

[техник43]

Маруся и fanateo.Вам бы повесть перечитать.Там хороший намек.Мы Вас уважаем и не надо ссориться,а повесть получилась хорошая. Не было бы спора и повести бы не было.Была,но другая.

 

[Маруся]

Маруся и fanateo.Вам бы повесть перечитать.Там хороший намек.Мы Вас уважаем и не надо ссориться,а повесть получилась хорошая. Не было бы спора и повести бы не было.Была,но другая.

Спасибо за

повесть получилась хорошая.

На счет перечитать - та я ж ее писала!

А вот это:

Не было бы спора и повести бы не было.Была,но другая.

очень, очень ОЧЕНЬ верно! Я слова двух великих женщин: "Когда б вы знали, из какого сора растут цветы" и "Что другим не нужно — несите мне: Всё должно сгореть на моём огне!" всегда помню; - истинная правда! Фанатео - спасибо!!!! Ща пойду, поблагодарю отдельно.

 

[Маруся]

fanateo, спасибо - как источнику вдохновения!!! Не было б всего - не было бы и повести этой.